**** |
Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастёт народная тропа, Вознёсся выше я главою непокорной Александрийского столпа. Нет, весь я не умру – душа в заветной лире Мой прах переживёт и тленья убежит – И славен буду я, доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит. Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой, И назовёт меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий Тунгус , и друг степей калмык. И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим призывал. Веленью божию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца; Хвалу и клевету приемли равнодушно И не оспаривай глупца. |
1836 |
Это стихотворение — действительно нерукотворный памятник пушкинской поэзии, квинтэссенция его творческой и человеческой сути. Поражает провидческая сила произведения, написанного меньше чем за год до гибели поэта.
Интересно, что Пушкин полностью перенимает композицию и почти дословно повторяет многие фрагменты известного стихотворения Г. Р. Державина «Памятник», которое, в свою очередь, создано переделкой оды Горация «К Мельпомене» в переводе М. В. Ломоносова.
Н. Г. Чернышевский, рассуждая о динамике развития поэтической мысли (как мы сказали бы сейчас, концепта «творчество»), писал:
«Любопытно... сравнить, как они [поэты. — Н. Р.] видоизменяют существенную мысль Горациевой оды "Памятник", выставляя свои права на бессмертие. Гораций говорит: "Я считаю себя достойным славы за то, что хорошо писал стихи"; Державин заменяет это другим: "Я считаю себя достойным славы за то, что говорил правду и народу, и царям..."; Пушкин — "...за то, что я благодетельно действовал на юношество и защищал страдальцев"». (Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч. Т. 3. М., 1947. С. 137.)
Но, конечно, секрет воздействия на читателя пушкинского текста в очень малой степени связан с «благодетельным действием на юношество» — это слишком рассудочная характеристика. Пушкинское творение отмечено той высокой волнующей тайной, что свойственна только гению.
Очень важно, что Пушкин связывает бессмертие своего творчества с бессмертием не народа (как у Державина), а поэзии: он будет «славен» до тех пор, пока на земле «...Жив будет хоть один пиит». Ведь чтобы стихи продолжали волновать человечество, они должны рождаться вновь и вновь, и только поэты поддерживают это вечное существование поэзии. Поэтому тема пушкинского стихотворения — бессмертие поэта и его поэзии.
Главное, чем, по мнению самого Пушкина, он запомнится людям, — будут его «чувства добрые» и та «лелеющая душу гуманность» (по выражению В. Белинского), которой пронизано все его творчество. Строчка стихотворения «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой...» трансформировалась в характеристику народов России, которая поражает своей лаконичной точностью: если славянин «гордый», то тунгус «ныне дикой» (это «ныне» говорит об отсутствии какого бы то ни было высокомерия по отношению к другим народам), а калмык — «друг степей». В первоначальном варианте у Пушкина был «сын степей», но после того как один из друзей-литераторов обратил его внимание на то, что калмыки по происхождению не степной народ, в тексте появилась окончательная, наиболее точная формулировка. Поэтому прославление свободы и «милость к падшим» окажутся на втором плане. И как гордое признание неподкупности и независимости творчества звучит призыв к музе — повиноваться только божьему велению.
Состоящее из пяти катренов, написанное торжественным и мерным шестистопным ямбом, в конце каждой строфы сменяющимся четырехстопным, стихотворение создает раздумчивую, «итожущую» интонацию. Величавая приподнятость стихотворения поддерживается лексикой, свойственной «высокому стилю»: славянизмами «глава», «столп», «пиит», «доколь», «сущий», «всяк», «восславил», «приемли».
Весомы и немногочисленные эпитеты: памятник «нерукотворный», глава «непокорная», лира «заветная», век «жестокий». А величие нерукотворного монумента подчеркивается емким, зримо выразительным сравнением с Александрийским столпом — гладкой гранитной колонной, воздвигнутой в честь Александра I на Дворцовой площади в Петербурге в 1834 году (Пушкин в это время специально уехал из Петербурга, не желая присутствовать на торжестве освящения).
Изысканна и звуковая инструментовка стихотворения. Так, в первой строфе преобладают ассонансы А и О, во второй — А и И, в третьей — У, в четвертой и пятой — вновь О и А.
Обилие сонорных звуков Р и Л создает звуковое впечатление торжественного колокольного звона.
Плавное течение стиха прерывают лишь два интонационных «всплеска»: восклицания «Нет, весь я не умру...» и «...о муза, будь послушна...» — и это выдает потаенное волнение поэта, глубину обуревающих его чувств. А в том, что вечно живой останется душа поэта, нас еще больше убеждают глаголы «переживет» и «убежит».
Величавый памятник А. С. Пушкину работы А. М. Опекушина замечательно соответствует мыслям и настроению этого пушкинского шедевра, ведь на постаменте высечены бессмертные слова великого русского поэта.