Добрый вечер, дорогие друзья!
Наша встреча посвящена творчеству великого русского композитора XIX века Петра Ильича Чайковского. Сегодня мы будем знакомиться с его пьесами, написанными для фортепиано. Эти произведения он объединил в сборник и назвал «Детский альбом». В то время, когда Петр Ильич писал эти музыкальные пьесы, он жил у своей сестры в Каменке на Украине.
Чайковский посвятил альбом племяннику Володе Давыдову и просил художника нарисовать к нотам картинки, чтобы ребятам было еще интереснее, и подарил альбом всем ребятам на свете. Пьесы из «Детского альбома» с удовольствием исполняют маленькие пианисты.
«…Я нашел в Каменке то ощущение мира в душе, которого тщетно искал в Москве и Петербурге», — признавался в одном из писем Петр Ильич. Здесь на Украине в имении Л. В. Давыдова, мужа своей родной сестры, композитор гостил не одно лето, с удовольствием работая и отдыхая. У Льва Васильевича и Александры Ильиничны была большая семья, и Чайковский относился к многочисленным племянникам, точно к собственным детям.
Он нередко слушал, как они занимаются на фортепиано. Долбя скучные (хоть и необходимые) гаммы и экзерсисы. Быть может, именно тогда ему пришла в голову мысль, которой он вскоре поделился с Надеждой Филаретовной фон Мекк: «<…> не мешало бы содействовать по мере сил обогащению детской музыкальной литературы, которая очень небогата. Я хочу сделать целый ряд маленьких отрывков безусловной легкости и с заманчивыми для детей заглавиями <…>» В мае 1878 года в Каменке Петр Ильич пишет «Детский альбом». В конце года цикл был уже опубликован издателем Юргенсоном с иллюстрациями художника А. Степанова к каждой из двадцати четырех миниатюр.
Итак, «Детский альбом», своего рода «24 часа из жизни маленького человека». Рассказ о них, как и полагается, начинается знакомством. Словно сидя в детской, композитор внимательно смотрит кругом, и сюжеты приходят, кажется, сами собой.
Сегодня эти пьесы вы услышите в исполнении учащихся музыкального отдела. И попробуйте представить, как бы вы изобразили эту музыку в танце и на картинке.
Утренняя молитва (Утреннее размышление). Зимний день еще только занимается. Впереди множество разнообразных событий — веселых и серьезных, приятных и грустных. В тихой комнате полумрак. Так легче остаться наедине с собой, привести в порядок мысли, вслушаться в себя. Неторопливо, покойно и светло звучит хорал — напутствие автора перед дальней дорогой.
Зимнее утро. Ребячий гомон, суматоха, озорство. Искрящиеся, как льдинки на солнце, звонкие созвучия стремительно взлетают, а затем словно скользят по накатанной горке. Быть может, это картинка из Пушкина:
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно…
Игра в лошадки — очень каверзная в техническом отношении пьеса. Сыграть ее по-настоящему — игриво, легко, негромко — отнюдь не просто. Но, право же, лучшей наградой за усидчивость и долготерпение станет сама эта музыка с ее изящной полетностью.
Мама — ласковая, внимательная, временами настойчивая и все понимающая. «С большим чувством и нежностью» — помечает в нотах Петр Ильич. А как, впрочем, иначе можно сыграть, нет — не сыграть — спеть, рассказать, поведать о человеке, роднее которого, наверное, нет.
Марш деревянных солдатиков — марш-видение, даже марш-призрак; подернутое дымкой фантазии эхо игравшей когда-то далеко-далеко победной музыки. Деревянные фигурки оживут вновь — в «Щелкунчике», в сражении против Мышиного короля, и только тогда фанфары громко возвестят победу Добра.
Болезнь куклы. Что-то сломалось в старой игрушке, ее движения неловки, жалки. И хочется помочь, и нечем…
Похороны куклы. Пожалуй, самая «недетская» миниатюра в «Детском альбоме». Настоящий похоронный марш — ни капли чувствительности, размягченности; все эмоции скрыты за упругой волевой ритмикой и скупой мелодикой военного духового оркестра.
Вальс. Вальс? Действительно, почему после столь внутренне напряженной траурной музыки Чайковский помещает роскошный «благородный вальс», достойный звучать в любом из его балетов. Возможно, композитор, немало переживший на своем веку, словно дает совет: если тебя тяготит что-то или ты чувствуешь разлад на душе, обратись к музыке, лучшему, бескорыстному целителю. Пойди к ней — она выслушает, утешит и ободрит.
Новая кукла. «Это кому? — Мне?!» Секундная растерянность, смятение и… буря восторгов, целые потоки едва поспевающих друг за другом слов.
Однако время браться за уроки. Начинаются они часом музыки и танца.
Мазурка — блестящий, помпезный танец, пришедший в Россию с польской земли. То было особое искусство танцевать мазурку — со звоном шпор, с гусарской удалью, временами умеряемой женской плавностью. «Дождавшись начала мазурочного мотива, он бойко топнул одной ногой, выкинул другую, и высокая, грузная фигура его то тихо и плавно, то шумно и бурно, с топотом подошв и ноги обо ногу, задвигалась вокруг залы. Грациозная фигура Вареньки плыла около него, незаметно, вовремя укорачивая или удлиняя шаги своих маленьких белых атласных ножек. Вся зала следила за каждым движением пары». (Л. Н. Толстой. «После бала».)
Русская песня — обработка народной мелодии «Голова ль ты, моя головушка». Творчество Чайковского вообще неотделимо от народной песни: «<…> это происходит вследствие того, что я вырос в глуши, с детства самого раннего проникся неизъяснимой красотой <…> русской народной музыки, что <…> я русский в полнейшем смысле этого слова.
Мужик на гармонике играет — карикатура на неумелого гармониста-гуляку. Выучил, бедолага, начало какой-то песенки, а одолеть до конца, видать, пороху не хватило. Вот и ходит, сердечный, по округе, терзая слух соседей своей нескладной игрой… Опять запутался где-то в середине. Так и уходит…
Камаринская. Пьеса-загадка. Внешне все кажется понятным — блестящие вариации на известную тему русской плясовой с россыпью переборов, с залихватскими аккордами. Но присмотримся внимательнее, и за скромной фортепианной «Камаринской» Чайковского проступает другая — симфоническая «Камаринская». Ее автор — Михаил Иванович Глинка, родоначальник русской классической музыки. «Камаринское исключительное явление Глинка, — восхищался Петр Ильич, — <…> произведение исключительной гениальности есть «Камаринская». Почти пятьдесят лет с тех пор прошло, можно сказать, что имеется настоящая русская симфоническая школа. И что же? Вся она в «Камаринской», подобно тому, как весь дуб в желуде».
Полька. Совершенно очаровательная. Без этого шутливого танца не обходилась раньше ни одна вечеринка. Танцевали и веселились под нее и в Каменке, а играл, возможно, сам Чайковский.
Урок музыки и танца сменяется уроком географии. Это музыкальные впечатления композитора от путешествий по дальним странам.
Итальянская песенка. Петр Ильич записал ее во Флоренции: «Мы с братом услышали вечером на улице пение <…> Оказалось, что пел мальчик лет десяти или одиннадцати под аккомпанемент гитары. Он пел чудным, густым голосом, с такою законченностью, с такой теплотой, какие и в настоящих артистах редко встречаются».
Старинная французская песенка. Изысканная лирика трубадуров. Звон мечей доблестных рыцарей на ристалище. Мимолетные взгляды прекрасных дам… Но отчего веет от этой музыки таким знакомым и близким — «осенней» русской печалью?
Немецкая песенка. Новая загадка. Характером «песенка» близка популярному в начале девятнадцатого века в Германии и Австрии лендлеру, предшественнику знаменитого вальса. Ее мотив бесхитростен, возможно, чуть тяжеловат. Но вновь (вспомним «Камаринскую») лишь намек — и в памяти всплывает еще один музыкальный портрет — великого Франца Шуберта. Среди огромного множества написанного им есть и замечательные сюиты лендлеров и вальсов, незатейливо простых, сентиментальных, а порой глубоких и даже трагических.
Неаполитанская песенка. Еще одна подлинная итальянская мелодия. Живя в одной из гостиниц Неаполя, Петр Ильич часто слушал игру странствующих артистов, музицирующих под его балконом. Тема настолько полюбилась композитору, что он использовал ее дважды — сперва в «Лебедином озере» в 1876 году а спустя два года — в «Детском альбоме».
Закончились занятия. Пора отдыхать.
Нянина сказка.
Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.
Прихотливые звучания, угловатые очертания. Неожиданно возникает мотив «Зимнего утра», но лишь мельком, случайно. Все погружено в таинственный и одновременно знакомый мир:
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках/
Следы невиданных зверей…
Вот и «избушка на курьих ножках» — Баба-Яга. Но не найдем мы в миниатюре Чайковского добродушно-сказочного тона «Руслана и Людмилы». Стремительнейшее движение. Жесткие диссонансы, акценты. Тревожное и сумрачное настроение.
Сладкая греза. Песня жаворонка. Холода на исходе. Скоро весна. Какая-то непередаваемая истома. Мысли о чем-то приятном скользят, никуда не торопясь и не стремясь ни к чему. «Как я люблю, когда по улицам текут потоки тающего снега, и в воздухе почувствуется что-то живительное и бодрящее! С какой любовью приветствуешь первую зеленую травку, как радуешься прилету грачей, а за ними жаворонков и других заморских летних гостей!» (Из письма П. И. Чайковского).
Подходит к концу рассказ о «Детском альбоме». Последнее итальянское впечатление — Шарманщик поет… Красавица Венеция, уличный певец-шарманщик и его маленькая дочка, навевающие приятную мелодию. Сейчас она звучит будто издалека, воспоминанием невозвратимого прошлого. Движение постепенно замирает. Останавливается вовсе.
Но разговор о маленьком человеке не закончен.
В церкви. (Хор). Вновь, как и в начале цикла, возникает хорал, но звучит он несравнимо торжественнее, значительнее. «Господи, помилуй» — благоговейно и строго поет мужской хор, гармонично сливаясь с тяжелыми ударами большого церковного колокола. Словно прощаясь, Петр Ильич обращается к своему маленькому человеку. Будь добр и милосерден. Будь честен перед собой, и ты никогда не обманешь другого. Люби. «Нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих». Мир тебе.
«Детский альбом» — не просто чередование коротких пьес-зарисовок с натуры или несложных танцев. Это — уроки красоты в вечной школе прекрасного, учеником которой может стать каждый. «Детский альбом» распахивает врата в мир большого искусства, становясь первым шагом на пути к «Лебединому озеру» и «Евгению Онегину», к «Пиковой даме» и «Патетической» симфонии. Одним словом, к Чайковскому.